Тaк или инaчe, святoй Нeктaрий пoдрaжaл слoвaм aпoстoлa Пaвлa: «Ибo в вaс дoлжны быть тe жe чувствoвaния, кaкиe и вo Xристe Иисусe… Нaшa цeль в тaкoм случae сoстoит нe в пoлнoм устрaнeнии стрaстeй (кaк в стoицизмe), нo скoрee в срeднeм, to meson, тaк скaзaть, умeрeннoм и блaгoрaзумнoм пoльзoвaнии ими. Oдним из грeчeскиx святыx, кoтoрый пoкaзaл этoт кeнoтичeский дуx в знaчитeльнoй стeпeни, являeтся Нeктaрий Пeнтaпoльский, умeрший в 1920 г. Пo eгo мнeнию, pathē включaют нe тoлькo тaкиe вeщи, кaк жeлaниe и гнeв, нo тaкжe дружбу, мужeствo и рaдoсть. пoтoму чтo мoи плeчи сильнee твoиx; пoтoму чтo я xoчу принять твoё испытaниe рaди любви». Пaтриaрx Димитрий и eгo прeeмник, нынeшний Пaтриaрx Вaрфoлoмeй, устaнoвили 1 сeнтября — нaчaлo цeркoвнoгo гoдa — кaк «дeнь зaщиты oкружaющeй срeды», кoтoрый (смeeм нaдeяться) дoлжeн сoблюдaться нe тoлькo прaвoслaвными, нo тaкжe и другими xристиaнaми. Oбe пoлучили сoвeршeннo нeoжидaнный успex нa Зaпaдe. Тaкoвы нeкoтoрыe элeмeнты дуxoвнoй бoрьбы в сoврeмeннoм мирe: с oднoй стoрoны, нисxoждeниe вo aд, мучeничeствo, кeнoсис; с другoй стoрoны, прeoбрaжeниe, Eвxaристия, сeрдeчнaя мoлитвa. Святoй Иoaнн Лeствичник в цeлoм сoглaшaeтся сo святым Григoриeм Нисским. Нo пo мeрe приближeния к aристoтeлeвскoй тoчкe зрения Григорий добавляет, что страсти можно использовать в благих целях: зло лежит не в pathē как таковых, но в свободном выборе (proairesis) человека, пользующегося ими. Идеалом является не apatheia, но metropatheia (однако в действительности этот последний термин сам Аристотель не употреблял). Да, для христианского Востока прошедший век был главным образом веком мученичества. Гнев и ненависть, которые должны быть направлены против диавола и всех его дел, мы ложно направили на нашего ближнего. Но не будем забывать о бесовских духах, которые ему приходилось терпеть, когда он молился на камне возле своей пустыньки и слышал вокруг себя треск адского пламени; не будем забывать о физической боли, которую он переносил с тех пор, как его покалечили три разбойника в лесу; не будем забывать о непонимании, которое ему приходилось терпеть от своего собственного игумена, и о клевете, которая преследовала его вплоть до смерти. На самом деле, таинство преображения имеет особую ценность для нас в настоящее время. Какой же из этих двух пониманий страсти принят в патристическом богословии? Человек, ведущий духовную борьбу, сравнивает самого себя с униженным Христом (и здесь я припоминаю замечательную книгу, написанную семьдесят лет назад русским автором Надеждой Городецкой Униженный Христос в современной русской мысли; даже сейчас она сохранила свою актуальность). Страсти — это «болезни», и у действительно доброго человека нет страстей. Прежде всего, значительная группа писателей следует стоикам в негативном отношении к страсти. «Давайте считать себя», — сказал Патриарх Димитрий в своём Рождественском послании в 1988 г., — «каждый согласно своему чину, быть лично ответственными за мир, вверенный Богом в наши руки. Это в особенности относится к авве Исайе (☨491). Теперь, куда бы ни ступила моя нога на греческой земле, я вижу его икону в церквах и домах; и в монастырях я часто встречаю монахов и монахинь, наречённых «Серафимом» и «Серафимой» в его честь. Во-первых, для ранних стоиков pathos означает спутанный и чрезмерный порыв, horme pleonazousa в определении Зенона. Возможно, что Иисусову молитву сегодня творят больше людей, чем когда-либо в прошлом. Мы должны отдавать им даже свою последнюю рубашку, даже свой последний кусочек хлеба. Но крещение нельзя отрывать от Святого Причастия; таким образом, Евхаристия также играет фундаментальную роль в нашей духовной брани. Если грех, по сути, постоянно повторяется, то отсюда следует, что духовная борьба, понимаемая как духовная брань против наших злых помыслов и греховных страстей, в современном мире продолжает оставаться той же самой, какой она всегда и была в прошлом. Слова обладают великой символической силой, и способ, определяющий их употребление, имеет решающее влияние на то, как мы постигаем действительность. Таким образом, страдание мучеников — это также источник радости, по его словам, «крайнее страдание связано с крайним блаженством». Святой Силуан подчёркивает, что мученичество может быть как внутренним, так и внешним: «Молиться за людей», — говорит он, — «значит проливать кровь». По словам одного русского священника-эмигранта отца Александра Ельчанинова, почившего в 1934 г., «мир искривлён, и Бог выпрямляет его. Ru»). Более того, если парная колесница должна двигаться в правильном направлении, ей нужен не один, а оба коня; разум, следовательно, не может обойтись ни без благородных чувств, ни без более низменных страстей, но он старается контролировать их. И я один буду гореть там». Это подводит нас такому аспекту Божественной литургии, который имеет особое значение для нашей духовной борьбы в современном мире — это космическое измерение Евхаристии. Наш век не только мирской век! Мученик в высшей степени выполняет повеление святого Павла: «Носите бремена друг друга» (Гал. Но всё должно стать Евхаристической жертвой Создателю, хлебом живым, разделяемым в правде и любви с другими, славословием мира для всех тварей Божиих». Говорим ли мы «устранять» или «изменять направление»? Даже гордость можно использовать во благо: есть хорошее чувство собственного достоинства, которое позволяет нам сопротивляться разрушительной жалости к самому себе и унынию. Силуан применяет эти слова к самому себе: «Вскоре я умру и буду обитать в мрачной темнице ада. Сегодня утром я попытаюсь сделать две вещи. Такая книга, как Лествица, возводящая на небо святого Иоанна Лествичника, может служить практическим пособием в двадцать первом веке так же, как и в седьмом веке. Таким образом, Евхаристия призывает нас к экологической ответственности. В своих размышлениях святой Силуан вспоминает сапожника в Александрии, которого посетил святой Антоний и который, бывало, говорил: «Все спасутся, и только я один погибну». Следовательно, мудрец стремится к apatheia, к свободе от страстей. Всё так и должно быть, поскольку он святой нашего времени. Три из избранных мною аспекта, на первый взгляд, носят мрачный характер, а другие три имеют более светлый оттенок; но, в крайнем случае, все шесть из них не отрицательные, но в высшей степени положительные.1. В своём втором Слове он берёт то, что обычно считается страстями, например, желание (epithymia), зависть или ревность (zēlos), злобу, ненависть и гордость, и утверждает, что они все в основе своей kata physin «в соответствии с природой» и все из них можно использовать в благих целях. И наоборот, если есть любовь, то всё возможно. «Говоря о чине погружения при крещении», — замечает Евдокимов, — «святой Иоанн Златоуст отмечает: «Процесс нисхождения в воду, а затем восхождения из неё снова, символизирует нисхождение Христа во ад и Его возвращение из ада снова». Эти две триады надо не противопоставлять друг другу, но соединять вместе, как это делает святой Иоанн Лествичник (и здесь я вспоминаю разговор с отцом Иустином), когда он образует слово charmolype «скорбь-радость» и говорит о charopoion penthos «скорби, творящей радость». Итак, для движения парной колеснице требуются кони; без жизненной энергии, которую обеспечивают pathē, у души нет мощи и силы для действий. Но разве различные употребления этого слова не имеют значительно более глубоких значений? Иногда он пользуется негативными терминами, приравнивая pathos к пороку или злу (kakia), и настаивает на том, что pathos «первоначально не был частью человеческой природы»: «Бог не творец страстей», — говорит он. И здесь есть огромная разница. Ещё будучи молодым епископом в Александрии и подвергаясь несправедливым нападкам, он отказывается мстить или защищаться от клеветы. Евагрий Понтийский тесно связывает страсти с бесами; следовательно, цель духовного борца — apatheia, но Евагрий наполняет этот термин положительным содержанием, связывая его с любовью. Это патологическое нарушение покоя личности, болезнь (morbus), как Цицерон определяет её. Наша духовная борьба, несомненно, должна включать в себя отречение, аскетические усилия, пот, кровь и слёзы, внутреннее, а также, возможно, и внешнее мученичество; но мы можем потерять внутреннюю ценность всего этого, пока оно не просвещено нетварным светом Фавора. По его словам, есть две мысли, которые приходят от врага: «ты святой» и «ты не спасёшься». Если это было на самом деле, то это показывает, как мученик — подобно самому Христу Первомученику — выполняет искупительную роль, умирая ради других, умирая, чтобы другие могли жить. Но не должно забывать, как это и показал в своей недавней книге архиепископ Иларион Алфеев, что сошествие Христа во ад — это, прежде всего, акт победы. Внешние формы могут меняться, но внутренняя суть остаётся неизменной. В сердцевине Божественной литургии, непосредственно перед призыванием Святого Духа, диакон поднимает Святые Дары, в то время как священник говорит: «Твоя от Твоих Тебе приносяще, о всех и за вся» (ta za ek ton zon soi prospherontes, kata panta kai dia panta). Где-то в другом месте он утверждает, что вера в своё собственное осуждение на вечные муки — это искушение от лукавого. Так, для аввы Исайи такие страсти, как гнев и гордость, которые Евагрий считал бы «бесами» или особенно злыми мыслями, напротив, являются естественной частью нашей личности, сотворённой Богом. По словам святого Силуана, «сердце, познавшее любовь, жалеет всё творение». «К телам наших ближних», — писала она, — «надо подходить с большей заботой, чем к нашим собственным телам. Святой Максим Исповедник, хотя и склонный поддерживать взгляд святого Григория Нисского, что страсти вошли в человеческую природу вслед за первым творением, тем не менее, как заметил отец Эндрю Лаут, ссылается на «блаженную страсть святой любви» (makarion pathos tes theias agapes); и он не боится говорить о союзе с Богом в эротических терминах. Уже в греческой философии допатристического периода можно выделить два различных отношения к страстям. И в то же время, как в его апофтегме («Держи свою душу во аде и не отчаивайся»), он настаивает на совпадении тьмы и света, отчаяния и надежды. Совершенно осознанно совершая Евхаристию, мы смотрим на весь мир как на таинство. Сошествие во ад.Можно считать, что ад — это отсутствие Бога, это такое место, где нет Бога (конечно, верно, что, с более тонкой точки зрения, ад не свободен от Бога, ибо, как настаивает святой Исаак Сирин, Божественная любовь везде). Павел Евдокимов развивает эту мысль в связи с таинством крещения, которое составляет основу христианской духовной борьбы (как и настаивал брат Энзо в своём приветственном обращении). Согласно святому Григорию Паламе, цель христианской жизни — это не умерщвление (nekrosis) страстей, но их преобразование или изменение их направления (metathesis). При этом на третьем месте находятся другие писатели, которые идут ещё дальше этого, и, кажется, они допускают, что страсти можно не только использовать во благо, но что они также являются частью нашей первоначальной природы, сотворённой Богом. Во время моего первого посещения Греции пятьдесят пять лет назад о святом Серафиме практически никто не знал. Я буду говорить с точки зрения и тьмы, и света. Ранее, в процессе анализа различных способов понимания духовной брани со страстями, я предложил, что нам при критическом в данный момент положении дел мудрее говорить скорее не «умерщвлять» или «искоренять», но «преображать». 2, 5-7).Свет во тьмеОписывая эту духовную борьбу, святой Павел подчёркивает её антиномический характер: «…в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах… Особенной формой нисхождения во ад в двадцатом веке в духовной борьбе православных христиан был опыт гонений и мученичества. Те отцы, которые принимают положительный или, по крайней мере, нейтральный взгляд на страсти, составляют меньшинство, но, тем не менее, это важное меньшинство. Во-вторых, я буду говорить по теме, обозначенной в заглавии моего выступления: «Духовная борьба в современном мире».Никаких новых грехов?Более пятидесяти лет назад известный англиканский духовник отец Альги Робертсон (из общества святого Франциска), который, бывало, по многу часов каждую неделю выслушивал исповеди, говорил мне с ноткой усталости в голосе: «Как жаль, нет никаких новых грехов!» Вопреки преобладающему мирскому взгляду, как раз не святость, а именно грех является унылым и скучным. Они нейтральные импульсы, и всё зависит, как подчеркнул в своём обращении митрополит Филарет Минский, от того, как ими пользоваться. Он уничижил Себя Самого» (Фил. Колотовкин («Богослов. Нам нужно скорее зажечь свечу, чем проклинать тьму.Три мрачных темыВозвращаясь теперь ко второй части моего обращения, я хотел бы выделить шесть аспектов духовной борьбы в современном мире. Святой Григорий Нисский считает, что pathos изначально не была частью человеческой природы, но «была впоследствии привнесена в человека после первого творения», и, таким образом, она не является частью определения души. «Держи свой ум во аде и не отчаивайся», — учит он, добавляя, что это — способ стяжать смирение. Однако, наряду с этим неблагоприятным взглядом на страсти, есть также и их более оптимистичная оценка, которую можно найти у Платона и в более развитой форме у Аристотеля. Эта космическая отзывчивость, как напомнил нам дон Андре Луф, является лейтмотивом сочинений святого Исаака.3. «Если нет любви», — утверждает он, — «всё трудно». Нисхождение Христа во ад и его победоносное воскресение из мертвых образуют одно неделимое событие, единственное и единое действие.2. Интенсивность его Евхаристического служения удивляла его современников: святой Силуан, например, говорит о «силе его молитвы» и добавляет: «Всё его бытие было пламенем любви». В этой связи, конечно, не случайно то, что самым влиятельным святым в жизни и опыте православия двадцатого века был Серафим Саровский, который как раз и является святым преображения. Поэтому Христос страдал (и продолжает страдать), как и все мученики, исповедники и святые, и мы, любящие Христа, также не можем не страдать». Перевод с английского выполнил Н.И. Из-за него и некоторых других проповедников причащение в Православной Церкви двадцатого века стало на самом деле более частым; и всё же до сих пор есть много мест, где верующие подходят к этому таинству только три — четыре раза в год. Кеносис.Тесно связан с первыми двумя элементами, о которых мы говорили выше, — с нисхождением во ад и мученичеством — и третий: кеносис, или самоуничижение. Девочка исцелилась, а Иоанникий принял на себя её страдания и был близок к смерти, прежде чем выйти из своей борьбы с властью зла победителем». нас огорчают, а мы всегда радуемся… Это именно то, что делал на заре двадцатого века святой Иоанн Кронштадтский, великий священник, постоянно служивший Литургию. К несчастью, английское слово passion (страсть), которое обычно используют для перевода слова pathos, совершенно недостаточно для того, чтобы передать многообразие смыслов, присутствующих в греческом термине. У страстей «звериный» характер (ktenodes), который делает нас сродни неразумным животным. Импульс, лежащий в основе всякой страсти, сам по себе не злой; это именно мы, вследствие испытания свободного выбора, «взяли наши естественные импульсы и превратили их в страсти». До своего заточения святая Мария Скобцова показала этот кенотический дух поразительным образом: она проявляла солидарность, которая позднее дорого ей обошлась, солидарность с бедными, отверженными, со всеми теми, кто находился за границами общества, а также с евреями после начала Второй мировой войны. Частные пожертвования и самая широкая общественная работа так же оправданы и необходимы». В духовной борьбе двадцатого века внутренняя молитва (особенно для православных, но ни в коем случае не исключительно для них) означала Иисусову молитву. Одна мученица, чья духовная борьба особенно захватывала православное воображение в последние шестьдесят лет, — это святая Мария Скобцова, которая умерла в газовой камере Равенсбрука 13 марта 1945 г., возможно, заняв место другого пленника. Читателям предлагается доклад митрополита Диоклийского Каллиста Уэра, который был представлен 12 сентября 2009 г. Но он всё же признаёт, что страсти можно использовать в благих целях. Мученичество. Должны ли мы следовать отрицательному словоупотреблению стоиков или великодушному словоупотреблению Аристотеля? Во-первых, учитывая то, что на протяжении всей конференции мы то и дело говорили о «страстях», я подробнее рассмотрю этот термин и попытаюсь точнее, чем прежде, опредмеелить его значение. Его ученик отец Софроний утверждает: «Он ссылался на действительное переживание ада». В антологии житий святых, которую она составила, она записывает рассказ о святом Иоанникие Великом и одержимой девочке: «Он возложил свою руку на голову страждущей больной и спокойно сказал: «Властью Бога живого, я, Его недостойный слуга Иоанникий, беру на себя твой грех, если ты согрешила… А вот на втором месте стоят отцы, которые, в основном отрицательно оценивая страсти, всё же допускают их положительное использование. Это может иметь серьёзные последствия для нашего пастырского окормления других — и для нас самих. Так, желание, которое по природе должно быть направлено к Богу, мы неверно направили ко «всем видам нечистоты». Мы правы, когда вспоминаем, что он носил белые, а не обычные монашеские чёрные одежды; что он обращался к своим посетителям «радость моя» и в течение всего года приветствовал их пасхальным возгласом «Христос воскресе»; что его лицо светилось Славой в присутствии его ученика Николая Мотовилова. Страсти, настаивает он, могут быть достойны как «похвалы», так и «осуждения». Ход мысли Евдокимова во многом совпадает с идеями Ганса Урса фон Бальтазара. Есть множество рассказов о его смирении. Он настаивал на том, что все присутствующие на службе должны причащаться вместе с ним. Говорим ли мы «искоренять» или «воспитывать»? Следовательно, пройти крещение означает не только умереть и восстать со Христом: это также означает, что мы нисходим во ад, что мы несём stigmata (телесные раны) Христа Священника, Его пастырское попечение, Его апостольскую боль за судьбу тех, кто выбрал ад». «Евхаристия — это непрерывное чудо», — он, бывало, говорил; и он полностью погружался в это «непрерывное чудо», ежедневно отправляя Божественную литургию. Связанное со словом paschein «страдать», pathos в основном означает пассивное состояние, в отличие от dynamis, активной силы. В применении к нашей внутренней жизни pathos имеет значение чувства или эмоции, которые человек выстрадал или пережил. Более того, не следует забывать, что, хотя в России и Восточной Европе коммунизм и пал, но всё же есть много мест в мире, где христиане — и православные, и неправославные в равной степени — продолжают испытывать гонения (например, в Турции, Ираке, Пакистане, Китае…). Давайте теперь приведём в равновесие эти три мрачных элемента духовной борьбы с тремя более радостными элементами, которые имеют особое значение в современном мире.1. В своей основе зло носит нетворческий и монотонный характер, в то время как святые показывают неисчерпаемое многообразие и оригинальность. Два дополнительных аспекта духовной борьбы хорошо подытожены в двух кратких изречениях святого Серафима Саровского, которые я стараюсь постоянно хранить в уме: «Где нет скорби, там нет спасения»; «Святой Дух исполняет радостью всё, чего Он касается». Немесий Эмесский также следует стоическому взгляду. Говорим ли мы «умерщвлять» или «преображать»? Интересно заметить, что Лествичник не осуждает eros, половое влечение, как по сути греховное, но считает, что оно может быть направлено к Богу. Оно означает нечто пережитое человеком или субъектом, событие или состояние, переживаемое пассивно, таким образом, сон и смерть определяются pathos Климентом Александрийским, святой Григорий Богослов описывает лики луны как pathē. Мы спасены не от мира, но вместе с ним; и поэтому мы боремся, чтобы освятить и вернуть Богу не только нас самих, но и всё творение.