Герхард Терстеген. Жизнеописание

Нa пoртaлe «Бoгoслoв.Ru» ужe бoлee гoдa публикуются пeрeвoды трудoв нeмeцкoгo прoтeстaнтскoгo прoпoвeдникa Гeрxaрдa Тeрстeгeнa. Дaннaя публикaция знaкoмит читaтeля с oснoвными вexaми eгo нeпрoстoгo жизнeннoгo пути.

Гeрxaрд Тeрстéгeн (Gerhard Tersteegen) рoдился 25 нoября 1697 гoдa в г. Мёрсe. Сeгoдня этo дoстaтoчнo бoльшoй гoрoд в Сeвeрнoй Рeйн-Вeстфaлии, нeпoсрeдствeннo примыкaющий к Дуйсбургу; в гoд рoждeния Тeрстeгeнa Мёрс принaдлeжaл Гoллaндии, a с 1702 г. пeрeшёл пoд влaсть прусскoгo кoрoля. Сeмья Тeрстeгeнa – гoллaндскoгo прoисxoждeния, чтo виднo и пo фaмилии (eё нaписaниe былo рaзным: Ter Stegen, Ter Steegen, Terstegen; сaм Гeрxaрд чaщe всeгo пoльзoвaлся нaписaниeм Tersteegen). Oтeц – Гeнриx Тeрстeгeн, нeбoгaтый купeц, пoльзoвaвшийся увaжeниeм сoгрaждaн; тaк, с 1694 пo 1697 г. oн зaнимaл дoлжнoсть гoрoдскoгo кaзнaчeя; мaть – Кoнeрa Мaрия, урoждённaя Трибoлeр. 1 дeкaбря 1697 г. Гeрxaрд был крeщён в рeфoрмaтскoй цeркви г. Мёрсa. В сeмьe Тeрстeгeнoв былo вoсeмь дeтeй (из кoтoрыx Гeрxaрд был прeдпoслeдним[1]): двe сeстры и шeстeрo брaтьeв. Гeнриx Тeрстeгeн умeр в сeнтябрe 1703 г. в вoзрaстe 45 лeт; из oстaвшиxся пoслe нeгo бумaг виднo, чтo oн вёл oбширную дуxoвную пeрeписку и был oчeнь блaгoчeстивым чeлoвeкoм. Мaть Тeрстeгeнa, судя пo всeму, былa жeнщинoй вeсьмa прaктичeскoгo склaдa, жeлaвшaя прoдoлжaть купeчeскиe трaдиции свoeй сeмьи. Из шeсти eё сынoвeй, пoмимo Гeрxaрдa, oдин стaл пaстoрoм, чeтвeрo – купцaми. Для купeчeскoй кaрьeры oнa гoтoвилa и Гeрxaрдa. Душeвнoe eё влияниe нa сынa, скoрee всeгo, былo минимaльным; вo всякoм случae, нe сoxрaнилoсь ни пeрeписки мeжду ними, ни кaкoгo бы тo ни былo упoминaния o мaтeри в письмax Тeрстeгeнa.

С 1703 пo 1713 г. Гeрxaрд oбучaлся в гoрoдскoй Лaтинскoй шкoлe, oснoвaннoй в 1582 гoду грaфoм Лимбургским и Мёрским Aдoльфoм (сущeствующaя и сeгoдня «Gymnasium Adolfinum Moers»). Мaльчик учился с бoльшим удoвoльствиeм; oсoбeнныe успexи oн пoкaзывaл в языкax, тaк чтo к кoнцу учёбы oн свoбoднo влaдeл лaтынью, дрeвнeгрeчeским, дрeвнeeврeйским и фрaнцузским языкaми (к этoму нужнo прибaвить и прeкрaснoe знaниe Тeрстeгeнoм гoллaндскoгo языкa). Лaтинскaя шкoлa, пoмимo свeтскиx прeдмeтoв, дaвaлa и нaчaльнoe тeoлoгичeскoe oбрaзoвaниe: учeники пoдрoбнo изучaли Нoвый Зaвeт (нa языкe oригинaлa) и Гeйдeльбeргский кaтexизис[2]. Нa oкoнчaниe гимнaзичeскoгo курсa Гeрxaрд сoстaвил стиxoтвoрную рeчь нa лaтинскoм языкe, чтeниe кoтoрoй привeлo в вoстoрг гoрoдскoe нaчaльствo. Бургoмистр сoвeтoвaл мaтeри Тeрстeгeнa oтдaть сынa учиться дaльшe, нo oнa oткaзaлaсь oт тaкoгo прeдлoжeния, сoслaвшись нa тo, чтo дoмaшниe oбстoятeльствa этoгo нe пoзвoляют (xoтя былa вoзмoжнoсть oбeспeчить учёбу Гeрxaрдa зa счёт гимнaзичeскoй стипeндии). Будущee сынa eй видeлoсь сoвсeм инaчe. Oнa ужe дaвнo рeшилa, чтo тoт дoлжeн стaть купцoм, и в 1713 гoду oпрeдeлилa eгo учeникoм к свoeму зятю Мaтиaсу Бринку, у кoтoрoгo былo свoё тoргoвoe дeлo в сoсeднeм Мюльxaймe-нa-Рурe. Этoт гoрoд и стaл мeстoм жизни, пoдвигoв и трудoв Тeрстeгeнa.

 

* * *

Сoxрaнившиeся дoкумeнты нe укaзывaют нa тo, чтo Гeрxaрд прoявлял в гoды свoeгo дeтствa и oтрoчeствa кaкoe-тo oсoбoe блaгoчeстиe. Нa Пятидeсятницу 1715 гoдa в вoзрaстe сeмнaдцaти лeт oн прoшёл кoнфирмaцию, приexaв для этoгo из Мюльxaймa в Мёрс, и тaким oбрaзoм пoдтвeрдил свoю принaдлeжнoсть к Рeфoрмaтскoй Цeркви. Нo гoрячим привeржeнцeм «вeры oтцoв» oн нe был, и нe oнa прoбудилa eгo рeлигиoзныe тaлaнты. Oбрaщeниeм кo Xристу и к стрoгoй пoдвижничeскoй жизни oн oбязaн тoй срeдe, в кaкую oн пoпaл, пeрeexaв в Мюльxaйм. И oб этoм нужнo скaзaть нeскoлькo слoв.

Гoрoд Мюльxaйм-нa-Рурe сeгoдня прeдстaвляeт сoбoй чaсть Рурскoй aглoмeрaции, прoтянувшeйся oт Дуйсбургa дo Дoртмундa в нeмeцкoй Сeвeрнoй Рeйн-Вeстфaлии. Вo врeмeнa жe Тeрстeгeнa этoт гoрoд, бoльшинствo житeлeй кoтoрoгo зaнимaлись гoрным дeлoм и тoргoвлeй, был oдним из цeнтрoв рeфoрмaтскoгo пиeтизмa. Пиeтизм – вoзникшee в XVII вeкe внутри прoтeстaнтизмa движeниe, стaвящee свoeй цeлью oбрaщeниe людeй oт суxoгo дoгмaтизмa и фoрмaльнoй цeркoвнoсти к внутрeннeй дуxoвнoй жизни вo Xристe. Пиeтизм был вeсьмa мнoгooбрaзным явлeниeм. Лютeрaнский пиeтизм (имeющий свoим истoчникoм знaмeнитую книгу Aрндтa «Oб истиннoм xристиaнствe») блaгoдaря свoeму oснoвaтeлю, трeзвoмыслящeму и урaвнoвeшeннoму Филиппу Якoбу Шпeнeру (1635 – 1705), был впoлнe интeгрирoвaн в жизнь Цeркви. Дoмaшниe сoбрaния для чтeния и изучeния Библии, душeпoпeчитeльскaя, вoспитaтeльнaя, блaгoтвoритeльнaя дeятeльнoсть и тaк дaлee гaрмoничнo сoчeтaлись с цeркoвными пoрядкaми и учaстиeм в цeркoвныx чинax.

Рeфoрмaтский пиeтизм имeл другиe истoчники (aнглийский пуритaнизм, гoллaндскoe движeниe «Nadere Reformation»[3] и фрaнцузский квиeтизм), и eму с сaмoгo нaчaлa был свoйствeнeн бoльший рaдикaлизм, чeм пиeтизму лютeрaнскoму. Этo прoявлялoсь кaк в oсoбoм aкцeнтe нa индивидуaлистичeскoм мистичeскoм[4] сoeдинeнии с Бoгoм (чтo мoглo привoдить к рeлигиoзнoму субъeктивизму), тaк и в сeпaрaтизмe[5], в кoтoрый лeгкo прoникaли нeцeркoвныe вoззрeния (xилиaзм, сoфиoлoгия и тoму пoдoбнoe). Рoдoнaчaльникoм нeмeцкoгo рeфoрмaтскoгo пиeтизмa считaeтся учившийся в Гoллaндии пaстoр Тeoдoр Ундeрэйк (Theodor Under Eyck, 1635 – 1693), кoтoрый с 1600 пo 1668 г. служил в Мюльxaймe и oкaзaл нa дуxoвную жизнь гoрoдa сильнoe влияниe.

Пуритaнизм и пиeтизм дaли импульс тaк нaзывaeмoму Вeликoму дуxoвнoму прoбуждeнию, имeвшeму мeстo в пeрвoй пoлoвинe XVIII вeкa вo мнoгиx мeстax Eврoпы и Сeвeрнoй Aмeрики. Мaссы людeй кaялись и oбрaщaлись кo Xристу. Этo движeниe в пoлнoй мeрe зaтрoнулo и нижнeрeйнскиe зeмли Гeрмaнии. Впoслeдствии Тeрстeгeн писaл oб этoм тaк: «Нынeшнee врeмя я вoспринимaю кaк врeмя oсoбoгo блaгoдaтнoгo пoсeщeния Бoжия. Xoтя Гoспoдь Иисус всeгдa гoтoв взыскaть и спaсти пoгибшee (Мф. 18, 11), и мы всeгдa мoжeм придти к Нeму, – нo свeрx сeгo Гoспoдь инoгдa пoсылaeт людям дни oсoбeннoй блaгoдaти, дни пoсeщeния Бoжия, кoгдa Oн нeoбычaйным, влaстным oбрaзoм oсeняeт ту или иную стрaну, мeстнoсть или oтдeльнoгo чeлoвeкa, милoстивoй Свoeй рукoй прeизoбильнo изливaя нa людeй Свoю блaгoдaть, кaсaясь иx сeрдeц и пoдвигaя иx к вoсприятию Свoeгo слoвa и к oбрaщeнию. В тaкиe дни oтвeрзaeтся нeбeсный xрaм, и Цaрствo Бoжиe стaнoвится ближe»[6].

Дуxoвнo прoбуждённыx людeй нe удoвлeтвoрялa внeшняя цeркoвнoсть (прeдстaвлeннaя в Зaпaднoй Eврoпe пoслe Вeстфaльскoгo мирa 1648 г. трeмя дeнoминaциями – Римo-Кaтoличeскoй, Лютeрaнскoй и Рeфoрмaтскoй): oни стрeмились к интeнсивнoй внутрeннeй жизни в Бoгe, к xристиaнскoй дуxoвнoсти, кoтoрaя всeцeлo прoнизывaлa бы иx жизнь и в кoтoрoй бы oни пoстoяннo вoзрaстaли, – a oфициaльныe цeркви прeдлaгaли им лишь oтвлeчённый дoгмaтизм, «стeрильную oртoдoксию»[7] и фoрмaльнoe бoгoслужeниe. И здeсь у нoвooбрaщённыx былo двa пути. Пeрвый – oтдeлившись oт свoeй цeркви, oбъeдиниться в oбщину, в тoй или инoй стeпeни рaскoльничeски-сeктaнтскую (пoскoльку всё, чтo нe oтнoсилoсь к трём вышeнaзвaнным дeнoминaциям, в Гeрмaнии тaк или инaчe прeслeдoвaлoсь). Нaибoлee ярким примeрoм пoдoбныx oбщин были лaбaдисты и гeрнгутeры[8].

Втoрoй путь – «умeрeнный» цeркoвный сeпaрaтизм. Oн прeдпoчитaлся людьми, кoтoрыe бoлee глубoкo, нo и бoлee индивидуaлистичнo oбрaщaлись кo Xристу, у кoтoрыx нe «oбщиннoсть», a личнoe вoзрaстaниe вo Xристe былo нa пeрвoм мeстe. Впoслeдствии зa этим сooбщeствoм xристиaн зaкрeпилoсь oсoбoe нaзвaниe – «мирныe зeмли́», «Stillen im Lande» (Пс. 34, 20). Oни уклoнялись oт кaкиx бы тo ни былo дoгмaтичeскиx и кaнoничeскиx спoрoв и стрeмились прoвoдить жизнь в тиxoсти (Stille), oтрeшённoсти oт дуxa мирa сeгo, мoлитвe и прeдaнии всeгo сeбя Бoгу. С внeшнeй стoрoны oни стaрaлись нe выдeляться никaкими oсoбeннoстями пoвeдeния, дoбрoсoвeстнo испoлняя свoи грaждaнскиe, семейные и бытовые обязанности. Они не составляли никакой «параллельной» церковной структуры, но или ходили каждый в свою церковь, или же, по большей части, отказывались от внешне-формальной церковной жизни. «Мирные земли» собирались домашними кружками для молитвы, духовного чтения и взаимного назидания; в определённое время (подчёркнуто в небогослужебное), раз в неделю или в две, проводились большие собрания для проповеди и молитвы.

Духовность «мирных земли» основывалась на упомянутом выше квиетизме. Квиетизм – это духовная практика, оформившаяся в XVII веке в Католической Церкви, но вобравшая в себя традицию умного делания как Древней Церкви, так и средневековой западной церковной мистики. Главный принцип квиетизма – отказ от «самостной» деятельности в духовной сфере, приуготовление души к принятию и раскрытию в себе действия Божия и обретение через это покоя в Боге. От человека здесь требуется противление греху, терпение внутренних и внешних искушений, сердечная молитва и всяческое «погашение» активности, происходящей от человеческой падшести. Эта духовная методология хорошо «ложится» на основной постулат протестантизма – спасение только верой, поскольку квиетистская практика состоит в том, что человек познаёт свою немощь и падшесть и всецело вверяет себя Богу, прилагая усилия не к стяжанию благодати «своими трудами» (католическая «аскетика синергии»), а к тому, чтобы, храня себя от греха и пребывая в молитве, настроиться исключительно «приимательно»[9], верою ожидая действия Божия («аскетика веры»). В силу этого квиетизм органично прижился на протестантской почве реформатского пиетизма.

Конечно, при такой духовной практике, требующей большой осторожности, были необходимы трезвые и опытные наставники (духовное окормление в квиетизме почти идентично духовничеству и старчеству в православии). Этого не могло предложить протестантское пастырство (а в Римо-Католической Церкви квиетизм к тому времени был осуждён), и наставничество ложилось на плечи духовно одарённых мирян; сама жизнь ставила их на свечник. Таким наставником был странствующий проповедник Эрнст Кристоф Хохман фон Хохенау (1670 – 1621); под его влиянием началась в Мюльхайме душепопечительская деятельность кандидата богословия Вильгельма Хоффмана (1676 – 1746). В 1694 г. Хоффман закончил теологический факультет Дуйсбургского университета, однако до церковного служения допущен не был из-за своих симпатий к квиетизму. С 1713 г. Хоффман начинает вести в Мюльхайме регулярные внебогослужебные собрания сепаратистского толка. Впрочем, сепаратизм Хоффмана был весьма умеренный. Его собрания не противопоставлялись официальному богослужению, и уж тем более он не стремился организовывать какое-то своё особое сообщество или секту.

Вот в такой пиетистко-квиетистской среде оказался Герхард Терстеген, переехав в Мюльхайм. Здесь он всей душой обратился к Богу. Постепенно он сблизился и с Вильгельмом Хоффманом, который стал его духовным учителем и ближайшим другом.

 

* * *

С внешней стороны жизнь Терстегена текла следующим образом. Четыре года, с 1713-го по 1717-й, он обучался у мужа своей сестры Матиаса Бринка торговому делу. Душа молодого человека не лежала к этому занятию; кроме того, Бринк был человек грубый и жестокий. Скажем, если не находилось каких-то занятий по лавке, он заставлял Герхарда перекатывать по двору пустые бочки – «чтоб без дела не сидел». Отдохновение Терстеген находил в новом круге своего общения. Сердца его обильно коснулась божественная благодать, что имело следствием тяготение к молитве и уединению, которого он, живя у Бринка, найти не мог. В это время определилось и отношение к нему членов его семьи. За исключением одного из старших братьев, Иоганна (который также был купцом и жил в Мюльхайме), все родственники считали его «странненьким», чуть ли не повредившимся в уме. Закончив учёбу, Терстеген пробовал начать своё торговое дело, но очень быстро оставил это занятие. Постоянное общение с мирскими людьми, необходимость всё время думать о суетных вещах и невозможность сосредоточиться на внутренней жизни были ему совершенно невыносимы. Поэтому он решил освоить более спокойную профессию и с этой целью стал обучаться ткацкому делу. Однако состояние его здоровья не позволило ему стать ткачом, и в 1719 г. он избрал для себя ремесло ленточника (изготовителя шёлковых лент).

И здесь начался новый, очень важный этап в жизни Терстегена. Он поселился один и стал проводить весьма строгую жизнь. Уединённая работа, молитва, чтение Священного Писания и духовных книг сопровождались крайним аскетизмом. Ел он один раз в день самую скудную пищу (чаще всего это была мука, разведённая в воде, и стакан молока), а почти все деньги от продажи своих лент раздавал бедным. Из-за слабого здоровья (Терстеген всю жизнь страдал частыми и сильными головными болями) он нередко по целым неделям вынужден был лежать в постели, и тогда источник его дохода и вовсе иссякал, так что порой он доходил буквально до порога нищеты. Несмотря на это, он был доволен и мирен. «Я не могу передать, как я был рад, когда жил один, – писал он десятилетиями позже. – Мне нередко приходила в голову мысль, что ни один король на свете не может жить столь счастливою жизнью, какою жил я»[10]. Иначе оценивали образ жизни Терстегена его родственники. Когда в 1721 году умерла его мать, Герхарда даже не позвали на похороны, чтобы он не участвовал в дележе наследства. На семейном совете было решено выделить для него какое-нибудь недвижимое имущество, потому что всё остальное – были уверены члены семьи – он немедленно раздаст кому попало. Поэтому Терстегену достался небольшой дом в Мёрсе. Но Терстеген уговорил своего брата Иоганна, единственного, как мы уже сказали, симпатизирующего ему, купить у него этот дом, и почти все вырученные деньги раздал бедным.

Внутри же себя Терстеген проходил путь духовного взросления, когда состояние благодатного мира и покоя в Боге перемежалось – и чем дальше, тем больше – с периодами духовной сухости и тьмы. «Он должен был пройти чрез многие искушения, испытания и состояния богооставленности; Бог скрывал от его чувства Свою благодать, дабы проверить его верность и терпение и приуготовить его к будущей его деятельности»[11], – говорится в первой биографии Терстегена[12]. Этот же источник сообщает о некоторых искушениях, которые приходилось выдерживать Терстегену. Так, он подвергался нападению и действию злых духов, что проявлялось, в частности, в том, что во время молитвы во всём его теле начиналось необычное дрожание. В такие моменты он полностью предавал себя Богу, старался не обращать на это никакого внимания и шёл работать[13]. Через некоторое время искушение отошло. В другой раз он неосмотрительно стал читать сочинения теософа Якоба Бёме и пришёл в состояние сильной немирности и страха. Нормальное расположение духа вернулось к нему только тогда, когда он возвратил книгу её владельцу[14]. Также у Терстегена почти непрестанно обострялись его болезни, так что он совсем лишался телесных сил, а помочь ему было некому. Бывало, что он изнемогал от жажды, а спуститься по лестнице из каморки, где он жил, на первый этаж сил не было.

Эти всесторонние испытания продолжались пять лет, доходя по временам до состояния величайшей безотрадности, тьмы и потери чувства веры. Терстеген порой сам не понимал, что с ним происходит. В 1721 году он писал: «…Брат N беспокоится, где я. Под покровом Божиим доселе нахожусь я на пути к тишайшей вечности, достигнуть которую я надеюсь ещё и в сей жизни. Но как при великом волнении на море, когда буря скрывает и солнце, и звёзды, невозможно узнать своё местонахождение, – так и я не могу сказать тебе точно, где я нахожусь. Я бы и сам хотел это знать. Но я уповаю, что мой Иисус воссядет у кормила, и Дух Его управит мой кораблик, ибо я не могу и не хочу рулить против ветра. Посему я предаю своё судёнышко Ему, подобно Павлу и его спутникам (Деян. 27, 15), наблюдая лишь за тем, чтобы не сесть мне на мель самости – а в остальном пусть будет, что будет. Если я и потерплю кораблекрушение, то ведь и оно случится в море Божества, бездна которого для меня столь же прекрасна, сколь и лучшая гавань»[15].

Тяжкий духовный кризис Терстегена закончился в 1724 году, когда во время поездки в соседний город его сердце просветилось Божиим светом и совершенно успокоилось. После этого 13 апреля, в Великий Четверг, Терстеген написал собственной кровью весьма примечательный документ. Вот его текст:

«Моему Иисусу.

Тебе, моему единственному Спасителю и Жениху Иисусу Христу, я предаю себя в полную и вечную собственность. С этого вечера, в который Ты, жених крови[16] и прибежище моё, Своею смертною скорбью и бореньем до кровавого пота в Гефсиманском саду выкупил меня, как невесту, Себе в собственность, разрушил врата ада и отверз мне любвеобильное сердце Твоего Отца, – я всем своим существом отрекаюсь от всяких прав и всяческой власти над собою, какие только мог бы мне беззаконно дать сатана. С этого вечера да будет моё сердце и вся моя любовь навсегда отданы Тебе и принесены в жертву благодарения. Отныне и во веки не моя, но Твоя воля да будет[17]! Повелевай, властвуй и правь во мне! Я предаю Тебе всю власть над собою и обещаю, Твоею помощью и содействием, скорее излить сию мою кровь до последней капли, нежели с произволением и сознательно быть неверным или непокорным Тебе, как внутри себя, так и совне. Ты же, о сладчайший Друг наших душ, непрестанно и всецело сохраняй меня в целомудренной девственной любви к Тебе. Да не отступит от меня Твой Дух; да укрепляет меня Твоё смертное борение. Ей, аминь! Твой Дух да запечатлеет то, что в простоте написал Твой недостойный раб в вечер Великого Четверга 1724 года. Герхард Терстеген»[18].

Для современных людей писать письма собственной кровью – это нечто совершенно необычное и, пожалуй, даже не вполне нормальное. Тем более может показаться это удивительным в отношении Герхарда Терстегена – человека чрезвычайной духовной трезвости и уравновешенности, который всегда был противником экзальтации и всяких «необычностей» в поведении. Но в его эпоху это явление было достаточно распространено в квиетистской среде[19], так что Терстеген здесь следовал традиции. Это было предельно серьёзное выражение того, что заключён своеобразный обет, принято решение всецело посвятить себя одному только Богу.

 

* * *

После этого события Терстеген по совету Вильгельма Хоффмана изменил свой образ жизни. Во-первых, он ослабил аскетические подвиги и стал питаться лучше. Во-вторых, в 1725 г. он принял к себе в дом ученика, Генриха Зоммера, который под руководством Терстегена овладевал профессией ленточника, а заодно помогал своему наставнику по хозяйству. Как ни любил Терстеген уединение, но при его слабом здоровье без помощника ему было не обойтись. Жизнь Терстеген и Зоммер вели почти монастырскую. В шесть утра они приступали к работе и трудились до одиннадцати часов, после чего расходились на час по своим комнатам для уединённой молитвы. Затем они обедали, и с часу дня – опять безмолвная, с молитвой, работа. В шесть часов вечера был ужин. Перед едой они пели духовный гимн, прочитывали отрывок из Писания и после еды опять пропевали какое-либо одно духовное песнопение. Вечера Терстеген посвящал чтению и литературным занятиям.

Вильгельм Хоффман, видя в своём младшем друге многочисленные духовные таланты, старался всячески развивать их. Он побуждал Терстегена время от времени проповедовать в своих домашних собраниях и поручил ему некоторую душепопечительскую работу. Здесь берёт начало обширная «пастырская» переписка Терстегена, в которой перед нами открывается его дар глубоко проникать в тонкости духовной жизни, умение войти в ситуацию каждого человека и преподать ему нужный и действенный совет.

В 1724 году Терстеген начал преподавать Закон Божий своим племянникам – детям брата Иоганна и другой своей сестры, жившей в Мюльхайме. Для этих уроков Терстеген составил своеобразный катехизис под названием «Беспристрастное изложение основополагающих истин христианства». Это первая книга Терстегена была издана была только после его смерти. Уже из неё видно сформировавшееся и в продолжение жизни Терстегена не менявшееся основное направление всех его сочинений – призыв к практической внутренней жизни во Христе и научение этой жизни. В книге уже в полной мере проявляется и стиль Терстегена – систематичность мышления, зрелость и полнота выводов, исчерпывающее рассмотрение поставленных вопросов.

Много занимался Терстеген переводами. Круг интересовавших его авторов исключительно «душеназидательный»: это мистико-аскетические сочинения, преимущественно квиетистской направленности. Первая переведённая и изданная им книга (1726 г.) – «Руководство к истинному благочестию» Жана де Лабади[20]. К своему переводу Терстеген написал обширное содержательное предисловие, которое затем вошло в книгу «Путь истины». Сразу вслед за этим Терстеген опубликовал выдержки из главного труда французского квиетиста Жана Берньера-Лувиньи[21] «Внутренний христианин». Свой перевод Терстеген озаглавил «Сокровенная жизнь со Христом в Боге» (1727 г.). Эта книга оказалась настолько популярной, что она переиздаётся до сего дня. Предисловие Терстегена к «Сокровенной жизни…» также вошло в состав «Пути истины». Переводил он и других авторов, в частности, известную книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу», приспособив её для чтения протестантов.

В эти годы Терстеген начал писать и духовные стихи. Он обладал выдающимся поэтическим талантом, и до сих пор его творения включаются во все церковные протестантские сборники. Главная поэтическая книга Терстегена, которая, пополняясь всё новыми стихотворениями, много раз выходила при жизни автора – «Духовный цветник стремящихся к Богу душ» – и издаётся поныне.

К 1728 году проповедническая, душепопечительская и литературная деятельность Терстегена возросла настолько, что он решил оставить занятие ленточника и полностью посвятить себя духовным трудам. Его доходы теперь складывались от продажи книг, а также из пожертвований друзей. К этим пожертвованиям Терстеген относился с крайней щепетильностью. Как и прежде, себе он оставлял лишь «прожиточный минимум», а всё остальное раздавал бедным. Кроме этого, Терстеген заинтересовался медициной и фармацевтикой и с помощью Генриха Зоммера стал изготавливать у себя дома простые лекарства, которые также бесплатно раздавал всем нуждающимся. Впоследствии эта его деятельность получила достаточное развитие, так что он стал одним из главных благотворителей и благодетелей Мюльхайма.

Своими трудами за эти годы Терстеген приобрёл любовь и авторитет среди многих христиан. Имя его сделалось известным не только в Рейнской области Германии, но и в Голландии. «Мирные земли» желали слышать проповеди Терстегена и пользоваться его духовными советами не только в переписке, но и лично. «Его любовь, его терпение и готовность понести немощи слабых и падших, его удивительное умение расположить к себе всякого человека, его помощь во всяких искушениях и испытаниях, его действенная молитва – всё это глубоко отпечатлевалось в сердцах людей», – повествует «Старое жизнеописание»[22]. Терстеген стал проводить много времени в путешествиях, хотя из-за слабого здоровья это ему было нелегко. Он объезжал окрестные города, бывал и в Нидерландах – и сам воочию убеждался, сколь массовым было то Великое духовное пробуждение, о котором мы говорили выше. «Я хотел совершить это путешествие инкогнито, – писал Терстеген об одной своей поездке, – но это сделалось невозможным, ибо не только в том месте, где я был, множество людей, коих я никогда доселе не видел, засвидетельствовали предо мною своё духовное пробуждение и достаточно глубокое обращение к Богу, так что я, видя искреннее излияние чувств новообращённых душ, весьма растрогался и не знал, как удалиться оттуда, – но и по всей Бергишской стране[23] я должен был в продолжение одиннадцати дней переезжать от места к месту, и с утра до вечера был окружён людьми. В одном селении я хотел отдохнуть хотя бы час, но меня заметили на пути и просили пожаловать в амбар, где меня ожидали около двадцати человек, в большинстве своём мне незнакомых, желающих услышать от меня назидательное слово. Вы можете себе представить, возлюбленная сестра, – обращается Терстеген к своей собеседнице, – каково было и моей душе, и телу – я должен был совсем забыть о них. Но я был бы крайне неблагодарен, если б я не признал, что Господь весьма укреплял меня Своею благодатью. В последние дни я почувствовал жар и так простудился, что у меня совсем пропал голос. Господь показал мне этим, что пора возвращаться домой. Но в восемь утра, когда я уже хотел сесть на лошадь, появилось около двадцати пяти человек, некоторые из которых дожидались меня несколько часов (дело происходило в деревне); я мог их только очень кратко приветствовать. Из всего этого Вы можете увидеть, сколь необычен и совершенно несвойственен моему внутреннему устроению такой образ жизни. Моё пребывание в уединении и безмолвии, похоже, отнимается от меня, дабы мне быть до крайности обременённым противоположным сему. Но, возможно, это происходит для того, чтобы посредством сей тяготы сохранить меня, дабы я не слишком увлекался и не полагал своей жизни во всей этой внешней деятельности»[24].

Как видим, внутренняя жизнь во Христе была для Терстегена на первом месте. Именно её он всегда проповедовал и старался всячески ей способствовать. С этой целью в 1727 г. он учредил даже некое подобие монастыря. Это может показаться странным – как возможна монашеская жизнь в протестантизме, который так решительно отказался от неё в XVI веке? Тем не менее реформатский пиетизм относился к аскетическому безбрачию отнюдь не отрицательно. Хохман фон Хохенау, Жан Лабади, Вильгельм Хоффман не вступали в брак, всецело посвящая себя духовной жизни. Эту традицию продолжил и Герхард Терстеген.

Причины этого были следующие. Как мы уже сказали выше, реформатский пиетизм некоторым образом предрасполагал к радикализму; в частности, в его среде воскрешались учения, давно отвергнутые Церковью. К их числу принадлежал хилиазм – учение о тысячелетнем царстве Христовом, которое наступит на земле перед концом света. Многие пиетисты (Лабади, Хохман фон Хохенау) ожидали пришествия этого царства уже вот-вот; понятно, что в перспективе скорого изменения всей земной действительности было не до традиционного размеренного семейного существования. Акцент на индивидуалистической внутренней жизни во Христе также предполагал безбрачие как более удобную форму осуществления этой жизни. Наконец, большинство пиетистов (в их числе и Терстеген) разделяли историческую концепцию Готфрида Арнольда[25], согласно которой Церковь проводила подлинную христианскую жизнь только в первые три века своего существования, а со времени Миланского эдикта произошло её духовное падение. Арнольд подробно рассматривал формы жизни первых христиан, среди которых важное место занимало аскетическое безбрачие. Поскольку одна из интенций протестантизма – возвращение к жизни Первенствующей Церкви, то (во всяком случае, в среде реформатского пиетизма) безбрачие ради жизни во Христе рассматривалось вполне серьёзно. Так на протестантской почве возрождался дух древнего монашества.

Терстеген хорошо знал и любил творения святых отцов-подвижников – Антония Великого, Макария Великого, Нила Синайского, Кассиана Римлянина, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника и других[26]. Имел он и собственный опыт как уединённого жительства, так и «скитского» сосуществования со своим собратом и единомышленником Генрихом Зоммером. Всё это дало ему возможность успешно осуществлять и «монашеское» душепопечение. Несколько братьев, желающих проводить отрешённую от мира молитвенную жизнь, приобрели в предместье г. Хайлигенхауза дом (по имени его бывшего владельца он назывался «Оттербек») и стали жительствовать в нём, питаясь от дел рук своих. Терстеген написал для этой «обители» своеобразный устав под названием «Некоторые важные правила для совместно проживающего братства». В нём, в частности, говорится:

«Непрестанно помышляйте о том, что сей ваш дом и ваши сердца должны быть жилищем Всевышнего Бога. Господь Иисус Сам изволит быть вашим Предстоятелем и Пастырем, а Его святые ангелы – сообитать вместе с вами… Вы призваны к тому, чтобы поистине оставить мир сей и дух его, непрестанно умирать для вашей падшей природы и всей вашей самолюбивой жизни и день и ночь обращаться с Богом в сердце посредством делания истинной молитвы. Смотрите же, какое святое и блаженное призвание! Ему предавайте себя от всей души и с великою верностью. Вот ваша цель – пусть сие будет и вашим постоянным делом. С этим да соразмеряется всё прочее, что только есть в вашей жизни»[27].

Терстеген не дал братии никакой внешней регламентации; весь текст его «устава» говорит исключительно о внутренних состояниях – молитве, богообщении, безмолвии, смирении друг перед другом. Первоначально это приводило к затруднениям и даже нестроениям в жизни братства: падшая человеческая природа нуждается в более определённых внешних рамках. Терстеген писал, и сам часто приезжал в Оттербек (Хайлигенхаус располагается по соседству с Мюльхаймом), чтобы увещевать братьев и располагать их к взаимной любви. Впоследствии жизнь братства наладилась и, судя по всему, долгие годы протекала в мире[28].

 

* * *

В 1733 году Терстеген издал первый том своего самого объёмного труда – «Избранные жизнеописания святых душ». Работе над этим сочинением автор посвятил более двадцати лет; третий, последний том «Жизнеописаний» вышел в 1754 году. Трёхтомник включает в себя 26 подробных и ещё несколько кратких биографий подвижников благочестия и некоторых канонизированных святых Римо-Католической Церкви. При работе над своим сочинением Терстеген использовал последние научные достижения в области филологии, источниковедения и так далее[29].

Выход в свет этого труда Терстегена вызвал непонимание и споры. Автора обвинили к симпатии к католицизму и даже в том, что он подспудно побуждает своих протестантских читателей переходить в Римскую Церковь. Терстеген был вынужден оправдываться. В предисловии к третьему тому «Жизнеописаний» он пишет: «Составляя сии жизнеописания, я вовсе не имел в виду дать кому-либо повод переходить в Римо-Католическую Церковь: я сам протестант, и остаюсь им. Я восхваляю на этих страницах святость описываемых мною душ, а не ту религию, к которой они принадлежали по имени»[30]. Терстеген подчёркивает, что он вовсе не собирается спорить о догматах, обрядах и прочих внешних церковных вещах; его цель – дать людям, ищущим внутренней жизни во Христе, образцы и примеры такой жизни. А если эти образцы обретаются среди католиков, а не протестантов – тем стыднее должно быть протестантам[31]. Впрочем, Терстеген, составляя «Жизнеописания», всё же так или иначе приспосабливал материал для протестантского восприятия[32].

Появление такого «спорного» сочинения из-под пера протестантского автора позволяет правильнее понять духовный облик Герхарда Терстегена и его место в церковной истории. На первый взгляд может показаться, что Терстеген – какой-то необыкновенный самородок, удивительный и уникальный элемент в церковной жизни своего времени, во многом чуждый ей. Может создаться впечатление, что в немецкую Реформатскую Церковь XVIII века каким-то чудом был занесён египетский пустынник первых веков христианства… Но если посмотреть более внимательно, то обнаружится, что Терстеген, наоборот, был вполне «традиционен» (разумеется, здесь имеются в виду традиции Западной Церкви). Несомненно, он был гениально религиозно одарён; но проявилось это не в какой-то необычности или «особости», ломающей существующие формы, а в том, что Терстеген как бы «подытожил» всю свою духовную эпоху, дав в самом себе великолепный и высший образец того, на что она была способна. В этом смысле его с полным правом можно сравнить с другим таким же «завершителем» и «подытоживателем» эпохи в области духовной культуры и музыкального искусства – Иоганном Себастьяном Бахом. Да они и были современниками.

Мы уже проследили «традиционность» и в случае с написанием письма своей кровью, и в безбрачии Терстегена. И в работе над «Жизнеописаниями» он также следовал традиции. Ещё Готфрид Арнольд рассматривал церковную историю как жизнь святых, и много писал об этом в своих исторических трудах[33]. Почти полное безразличие к вопросам догматики, каноники и литургики, когда всё внимание обращается на необходимость внутреннего освящения, нового рождения свыше, духовно-молитвенного делания – одна из исконных черт пиетизма, которую ярко воплощал Терстеген во всех своих сочинениях. Отсюда же проистекает и экклезиология Терстегена – тоже вполне традиционная: её изложение можно найти уже у Валентина Вайгеля[34]. Приведём обширную цитату из вайгелевской книги «О жизни Христовой» (1578 год):

«Есть две церкви на земле: человеческая церковь, которая собирается и защищается учениями и силами человеческими, и Божия Церковь, собираемая и управляемая Духом Святым… Церковь Божия есть невидимое собрание всех верующих всего мира, объединённых единством духа и союзом любви и мира. Сия Церковь основана на незыблемом краеугольном Камне, Иисусе Христе, и существует она не в той или иной стране и не в определённом месте, но по всей земле, потому что члены её находятся среди всех народов, языков, племён и сообществ. Сия Церковь невидима, на неё нельзя указать пальцем. Её члены познаются по любви и по жизни Христовой – не по внешнему слышанию или по участию в Таинствах. Христос говорит: По тому узна́ют все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13, 35) – а не по Таинствам или по внешнему согласию мира сего, когда все стремятся внутри своих сообществ быть едиными в учении и пребывают единодушными во лжи. Человеческая же церковь есть видимое собрание тех, кто слушает проповеди, ходит к исповеди, приобщается Таинству Вечери; она разделена на многие части, её можно назвать «многоголовой церковью», где каждое сообщество в своём определённом месте имеет своё учение, своего главу и учителей, и каждое сообщество думает про себя, что оно-то одно и есть Святая Кафолическая Церковь… Поскольку же Святая Вселенская Церковь, собранная в вере и любви, невидима, управляется не каким бы то ни было человеком, но Святым Духом, и не располагается в каком-то определённом месте, то из этого с необходимостью следует, что её члены рассеяны среди всех племён, народов, языков и сообществ, как пшеница среди плевелов. Отсюда вытекает, что не до́лжно отвергать целиком ту или иную часть человеческой церкви, ибо и среди лютеран Бог имеет Своих, и среди папистов есть истинно верующие, и среди цвинглиан, etc., также и среди всех народов. К тому же верующие суть христиане по внутреннему человеку, а не по внешнему; напротив, принадлежащие человеческой церкви являются христианами по внешнему человеку, а не по внутреннему»[35].

Герхард Терстеген вполне разделял эти взгляды. Он неоднократно писал, что сам по себе факт принадлежности христианина к той или иной деноминации не имеет духовного значения. «Я полагаю, что в очах Божиих люди на земле делятся только на две части: на детей мира сего, в которых властвует мирская любовь, и на чад Божиих, в которых Святым Духом излилась любовь Божия. Никакие иные именования и различия перед Богом ничего не значат»[36]. Главным является не формальная принадлежность к той или иной церкви, а то, чтобы человек стал подлинным мистиком, то есть христианином, проводящим внутреннюю жизнь в Боге. «Мистики не образуют никакого отдельного сообщества, – вторит Терстеген Вайгелю, – у них нет своего особого учения, разнящегося от учения тех церквей, в которых они пребывают. Они уподобляются сынам Левия, наследием коих был Сам Господь (Втор. 10, 9). Последние не имели ни собственного удела на земле, ни своей религии, отличающей их от прочих колен Израилевых; и жили они расточенно среди всех сих колен. – Так и среди римо-католиков, среди протестантов, среди греческой церкви могут обретаться мистики, не претендуя на какие-либо особые вероучительные положения или религиозные действия. Я не хочу этим сказать, что все церковные сообщества должны быть для нас одинаковы. Отнюдь нет! Правильное исповедание основополагающих истин, требуемых для нашего спасения, необходимо. Во всём же остальном каждый обязывается руководствоваться собственной совестью, насколько он полагает верным пред Богом и согласным с Писанием то, ка́к он думает и как действует. Сепаратист тоже может стать мистиком, хотя подлинному мистику вовсе не так легко стать сепаратистом, поскольку он имеет дело с неизмеримо более важными вещами»[37].

Как видим, экклезиологические понятия Терстегена были вполне укоренены в раннепротестантской мистике и, как это и свойственно пиетизму, исходили из пастырско-мистического, а не формального догматического или канонического основания. Вместе с тем Терстеген с достаточной строгостью относился к внешней церковной принадлежности и не одобрял перехода из деноминации в деноминацию, полагая, что христианину, живущему подлинной духовной жизнью, не должно быть дела до второстепенных и несущественных вещей, ибо ему «есть, чем заниматься – Богом и самим собою»[38]. И сам Терстеген сознательно оставался в «вере отцов», о чём он писал не раз и что явствует и из его «Завещания»[39].

        

* * *

28 июня 1740 года правительство Рейнской области в Дюссельдорфе наложило запрет на все внебогослужебные собрания. Готовилось это решение несколько лет, и вызвано оно было всё возрастающим недовольством обывателей, а прежде всего официальных церковных лиц, движением Великого духовного пробуждения, о котором мы говорили выше. Терстеген утешал и ободрял своих единомысленных братьев и сестёр: «В наши дни Божией благодатью в нас и среди нас посеяно многочисленное доброе семя – и теперь происходит его проверка, очищение и укоренение… Не для пустого времяпровождения и не для увеселения, возлюбленные, взошли мы с Иисусом на корабль. Вот уже воздвигнуто малое волнение, за которым может последовать и великая буря; корабль покрывается волнами. И здесь надлежит нам утвердить свои сердца в непоколебимом и безмолвном уповании на Того, Кто с нами внутри корабля, и Кто может запретить ветрам и морю. Да не постыдят нас Его уста, говорящие нам: что вы так боязливы, маловеры (Мф. 8, 23-26)! И в самом деле, почему мы должны беспокоиться и приходить в смятение? Если нам придётся пострадать, то, слава Богу, мы пострадаем не как преступники (1 Петр. 4, 16). Нашим земным правителям мы покорны, всячески оказывая им подобающую честь и исполняя свой долг, как мы и научены (Рим. 13, 1-7); в церковных делах мы не производим никаких разделений или соблазнов (Рим. 16, 17); мы не образовываем и не собираемся образовывать никакую секту; мы находим свою совесть совершенно чистой в отношении как этих, так и других обвинений, которые нам без всякого основания хотят вменить. Наши собрания, по апостольским установлениям, посвящены тому, чтобы поощрять друг друга к любви и добрым делам (Евр. 10, 24), дабы мы, принявшие Иисуса, непрестанно ходили пред Ним и всё более и более укоренялись в Нём. Эти наши собрания не являются тайными, но проходят так, что каждый может слышать, что́ мы говорим, и при желании приобщиться тому благу, какое во Иисусе обрели мы – и надеемся и ещё обрести. Кратко говоря, мы стремимся лишь к тому, чтобы всякий в своём чине и звании жительствовал как истинный христианин и как христианский гражданин. Кто подозревает нас в чём-то ином, тот или неверно осведомлён, или злонамерен. Поэтому кто сделает нам зло, если мы – ревнители доброго (1 Петр. 3, 13)? Если же, невзирая на сие, мы должны страдать, то будем страдать как христиане, не стыдясь этого, но радуясь предоставленному случаю прославить Господа (1 Петр. 4, 13-16) чрез приобщение к Его уничижению, в детском уповании на Его верность, пребывающую вовек (2 Тим. 2, 13). Мужайтесь! Господь всё соделал для нас; Он, Господь, и управит всё. Его есть Царство (Мф. 6, 13)»[40].

Это «волнение», о котором писал Терстеген, перешедшее в «великую бурю», продолжалось десять лет. Поездки Терстегена по Бергишской стране стали невозможны, несколько раз он выезжал лишь в Голландию.

В 1746 году Терстеген переехал на новое место жительства. Прежде он и Генрих Зоммер снимали небольшие комнаты; теперь же друзья Терстегена предоставили ему в безвозмездное пользование целый дом в центре Мюльхайма, рядом с главной городской церковью св. Петра. Дом двухэтажный, не очень большой; в комнаты верхнего этажа вселились Терстеген и Зоммер, внизу расположилась одна из помощниц Терстегена Сибилла Эмшерман с семьёй своего брата. Они следили за домашним хозяйством и аптекой; изготовление бесплатных лекарств продолжалось всё время. К этому теперь присоединились и благотворительные обеды для бедных.

В том же 1746 году, 13 августа, в возрасте семидесяти лет умер учитель и друг Терстегена Вильгельм Хоффман. Труды душепопечения, которые совместно с ним нёс Терстеген, теперь легли полностью на его плечи. Ещё более увеличилась его переписка. Не оставлял Терстеген и литературной работы. Он продолжал трудиться над «Избранными жизнеописаниями святых душ», выпустил переводную книгу, составленную из стихотворений и размышлений мадам Гюйон[41] и названную им «О святой любви Божией и падшей любви мира сего», а к 1750 г. подготовил издание сборника «Путь истины», о котором мы будем говорить особо.

В 1750 году земельные власти, видя бесполезность своих мер по сдерживанию движения Великого духовного пробуждения, сняли запрет на внебогослужебные собрания. Поскольку Вильгельма Хоффмана уже не было в живых, веде́ние этих собраний перешло к Терстегену. Их массовость поражала воображение. Дом Терстегена подвергался чуть ли не штурму. Собиралось до четырёхсот человек, которых не могли вместить все комнаты дома, поэтому люди приставляли лестницы к окнам и слушали проповеди Терстегена с улицы. Духовенство города – два реформатских пастора и один лютеранский – забили тревогу и написали бургомистру и городскому судье прошение, чтобы они запретили эти собрания. Они жаловались, что их церкви стоят пустые, а дом Терстегена не вмещает пришедших[42]. Бургомистр, расположенный к Терстегену, проигнорировал эти жалобы. Судья же был противником собраний. «Тогда я, – рассказывает Терстеген в одном из своих писем, – написал ему достаточно резкое послание, в коем представил ему, как дурно он поступит, если он запретит благочестивые собрания, а при этом будет продолжать закрывать глаза на шарлатанов-знахарей, скоморохов-канатоходцев, буйные народные игрища и пьянки. Каково ему, судье, будет на его смертном ложе? как всё это предстанет пред ним? Кратко говоря, – продолжает Терстеген, – судья и прочие начальствующие мужи уступили и признали, что я прав»[43].

Жажда слышания слова Господня (Ам. 8, 11) была настолько велика, что друзья Терстегена просили, чтобы его проповеди записывались. Терстеген не возражал, хотя отнёсся к этому достаточно равнодушно. Восемь писцов, посаженных в разные места, «стенографировали» его речи, которые затем переписывались и распространялись в списках. Впоследствии они были собраны в четырёхтомный сборник «Духовные крохи, падающие со стола Господня», содержащий 32 духовные речи. Терстеген за несколько месяцев до смерти успел написать к этому сборнику краткое предисловие, но никакой правки в текст не вносил. Впрочем, было одно исключение: проповедь от 18 октября 1751 года «О силе любви Христовой» он записал и обработал сам и издал сначала отдельно, а затем включил её в свою главную книгу «Путь истины» в качестве приложения. По форме все его духовные речи представляют собой стандартные, свойственные тому времени, «большие» церковные проповеди, приуроченные к церковным праздникам богослужебного года. По содержанию же они намного превосходят современные им образцы: с необыкновенной глубиной и всесторонностью в них раскрывается полнота внутренней духовной жизни во Христе. На протяжении двух столетий они постоянно переиздавались, и до сих пор их читают и любят в Евангелической Церкви. Великий датский философ Серен Кьеркегор находился под сильным впечатлением от проповедей Терстегена и писал: «В целом Терстеген – непревзойдённый автор. У него я нахожу подлинное и высокое благочестие и истинную простоту премудрости»[44].

В 1756 году Терстеген был вынужден оставить проведение внебогослужебных собраний. Всё более слабеющее здоровье не позволяло ему больше говорить перед большим обществом, когда «ему приходилось наполнять своим голосом пять или шесть комнат в своём доме»[45]. Также он прекратил и дальние поездки и выезжал теперь иногда только в окрестности Мюльхайма. Однако поток людей, ищущих его частной духовной беседы, вовсе не уменьшался, так что Терстегену практически ежедневно приходилось посвящать большую часть своего времени на душепопечительское общение.

В 1754 году в Мюльхайм прибыл высокопоставленный чиновник оберконсистории Прусского королевства Юлиус Хекер с поручением прусского правительства проверить образ мыслей Терстегена, широко известного уже не только во всей Германии, но и за её пределами. Правоверие его было подтверждено, а проповедническая и учительская деятельность получила высокую оценку. Завязавшаяся дружба с Юлиусом Хекером имела одно важное последствие. Хекер передал Терстегену для ознакомления сочинения прусского короля Фридриха II, писавшего философские трактаты деистического толка, и, судя по всему, просил дать на них отзыв. Результатом этого явилось одно из интереснейших произведений Терстегена (1762 г.) – «Мысли о некоей безымянной книге, именуемой «Разные сочинения философа из Сан-Суси»»[46]. Терстеген в весьма почтительных выражениях дискутирует с прусским королём, подвергая критике его просвещенческие взгляды на религию и нравственность. Здесь мы видим удивительную способность Терстегена говорить на одном языке со своим оппонентом: приводя аргументы против мнений Фридриха II, Терстеген (вообще настроенный решительно «анти-просвещенчески»[47]) апеллирует к здравым выводам философствующего рассудка и цитирует Декарта и Ларошфуко. Сохранилось предание, что Юлиус Хекер ознакомил Фридриха II с трактатом Терстегена. Прочитав его, король воскликнул: «Надо же, на что способны «мирные земли́»!»

Но Фридрих II был отнюдь не только философом. В 1756 году он развязал очередную войну с Австрией; военные действия продолжались семь лет, и в них были вовлечены почти все европейские государства. Против Пруссии выступила и Франция. Мюльхайм оказался во фронтовой полосе; несколько раз он переходил из рук в руки. Жители города были вынуждены на протяжении всех этих лет давать то прусским, то французским войскам постой и пропитание. Обычные занятия горожан и торговля почти прекратились, в Мюльхайме одна за другой вспыхивали эпидемии. Голландские друзья звали Терстегена приехать к ним, подальше от военных действий; но он отклонил это предложение. «Ваше любезное приглашение, дорогая сестра, приехать к вам и воспользоваться несколькими тихими комнатами для меня и моих близких, я прочитал с любовью и признательностью; я очень благодарен Вам за Вашу любовь, – писал он в ответ. – Если бы дело касалось только меня, то, конечно, я бы хотел избежать беспокойств и опасностей, причиняемых войною. Но вокруг меня большая община, и люди весьма бы опечалились, если б я уехал, ибо не все ведь могут покинуть город»[48].

Так до конца Семилетней войны (1763 г.) Терстеген разделял все тяготы и лишения своих сограждан; в периоды эпидемий его аптека становилась для города сущим благодеянием. Сам Терстеген рассматривал военное время не только как период внешних испытаний, но и как вразумление и наказание Божие, равно как и Его задание сохранять мир и молитвенное сердечное расположение даже и в таких обстоятельствах.

        

* * *

Постепенно слабея, Герхард Терстеген приближался к концу своих дней. Что это был за человек? Какие духовные плоды (Гал. 5, 22) принесла его жизнь?

Первое, что обращает на себя внимание – это то, что от него не осталось никаких изображений. Он запрещал себя рисовать и всячески уклонялся от того, чтобы «запечатлеть себя» в какой бы то ни было форме. Сохранились лишь устные описания: Терстеген был человеком среднего роста, с приятным лицом, всегда очень скромно, но опрятно одетым, любящим во всём порядок и аккуратность. Своим друзьям, которые незадолго до его смерти просили его написать что-нибудь о своей жизни, он отвечал: «Там, в вечности, братья мои, увидите вы мою жизнь; там мы будем жить вместе, и там, к вечной славе Божией, мы поведаем друг другу наше жизнеописание»[49]. И это не было показной скромностью или «смиренничанием», – но выражением неизменного стремления всегда оставаться «один на один» с Богом. Говоря о своём душепопечительском служении и реалистически оценивая его плодотворность, Терстеген замечает: «Но никогда не было так, чтобы я находил смысл жизни и высшую радость в обращении и занятиях с людьми, как бы сердечно я их ни любил. Живое познание Бога, внутри столь близкого ко мне и во всём довольствующего меня, глубоко и постоянно побуждало меня охотно отрешаться от всего и быть с Сим моим Богом одному. Я делал, что делал, в меру моей немощи, лишь побуждаемый божественным промыслом и долгом… Но правилом для меня всегда оставалось: «хорошо быть с детьми, но несравненно лучше – с Отцом»»[50]. «Я желал бы от всей души, – говорил он одному своему другу, – чтобы имя Герхарда Терстегена было забыто людьми, лишь бы имя Иисуса было глубоко запечатлено во всех человеческих сердцах»[51]. И, как бы выполняя его желание, даже место его погребения вскорости после его смерти перестало быть известным.

Второе, что ярко характеризует облик Терстегена (и о чём мы уже говорили выше) – состояние его здоровья. Трудно представить себе более болезненного человека, чем он. Всю свою жизнь Терстеген страдал от мучительных головных болей, отчего порой по целым неделям он был вынужден оставаться в постели в затемнённой комнате. Но это было совсем не всё. Желудочные и почечные колики, головокружения, обмороки, кожные заболевания, к старости подагра и одышка – вот далеко не полный перечень его болезней. Несколько раз он был прямо-таки в предсмертном состоянии. При этом он дожил до 72 лет (а для XVIII века – это возраст глубокой старости) и пережил всех своих братьев, которые отличались завидным здоровьем, но умерли все в возрасте около сорока лет. Из многочисленных писем видно, что Терстеген рассматривал это данное ему на всю жизнь испытание как благодатный крест Христов и благодарил за него Бога. «Я ничего иного не желаю, – пишет он в отношении своих болезней, – чем покориться воле Божией. Всё исходит от Него, и Он всё располагает к нашему благу»[52].

«Старое жизнеописание» подробно повествует о духовных качествах Терстегена. Это прежде всего опытное и просвещённое богопознание, исходящее из постоянного пребывания в соприсутствии Божием. Это глубокое смирение, терпение и кротость. Это милосердие и сострадание, проявляющееся и самым деятельным образом – например, в уходе за больными и в напутствии умирающих. Это дар различения духов (1 Ин. 4, 1-3; 1 Кор. 12, 10) и связанная с этим удивительная трезвость и духовная уравновешенность Терстегена, которая хорошо видна из всех его сочинений. Так, если кто-то увлекался экстраординарными духовными явлениями – он указывал, что вовсе не в них заключается суть христианской жизни. Если кто-то эти явления, наоборот, отрицал – Терстеген говорил о том, что Бог может раздавать Свои дары кому и как Он хочет, и что «с ходу», без испытания, отвергать их не следует. Если кто-то излишне увлекался отстаиванием догматических истин – Терстеген говорил о том, что цель христианской жизни заключается не в них, а в живом богообщении. Если кто-то, наоборот, пренебрегал догматикой – он указывал на важность правильного исповедования основополагающих истин веры. Поверхностному восприятию христианства («только уверуй – и уже спасся») Терстеген противопоставлял необходимость целожизненного процесса освящения; излишнему упованию на свои подвиги – необходимость веры. Того, кто слишком опирался на внешнее в церковной жизни, Терстеген увещевал, что всё внешнее – это только средства для поддержки главного: внутренней жизни души во Христе. Если кто, наоборот, с пренебрежением относился к внешним церковным средствам, тот получал наставление об их нужности. Это умение Терстегена во всём найти «золотую середину», идти «царским путём», было, несомненно, даром Святого Духа и замечательным примером для христиан, как именно нужно, по заповеди Апостола Павла, держаться образца здравого учения (2 Тим. 1, 13).

Особенно много места «Старое жизнеописание» уделяет душепопечительской деятельности Терстегена, о которой мы уже не раз упоминали, и указывает в связи с этим на такие качества Терстегена, как умение находить индивидуальный подход к каждому человеку и говорить с ним на его языке, глубокое понимание внутреннего мира собеседника, милосердие и крайняя снисходительность к немощам и падениям. Терстеген считал, что духовный наставник ни в коем случае не должен приводить доверившуюся ему душу к себе, но исключительно к Богу. «Всё тщание (наставника) должно быть направлено на то, чтобы в сердце человека жил бы и царствовал Дух Христов»[53]. Очень важна, по убеждению Терстегена, в душепопечительских отношениях свобода. «Кто имеет дело с ду́шами, – часто говорил он, – тот должен быть как нянька, которая водит ребёнка на помочах. Она оберегает его от падений и предупреждает опасности, а во всём остальном даёт ребёнку ходить свободно»[54]. Душепопечение Терстеген рассматривал, как своё служение Богу. Всё, что он написал, так или иначе служило именно пастырским, душепопечительским целям. Его принципы и методы духовного руководства не только не потеряли своей актуальности, но могут оказать существенную помощь тем, кто испытывает трудности в своей церковной жизни и сегодня.

Очень важным и интересным является вопрос внешне-церковной жизни Терстегена (его экклезиологические воззрения мы уже достаточно подробно разобрали выше). Терстеген старался не пересекаться с мирскими людьми, находя это вредным для внутренней жизни. Вообще людей он не чурался и был благорасположен ко всем, с кем ему приходилось встречаться в тех или иных жизненных ситуациях; также и благотворительную помощь он оказывал всем нуждающимся, невзирая на их духовное состояние и религиозную принадлежность (интересно, что когда Терстеген серьёзно заболевал, мюльхаймские евреи, регулярно пользовавшиеся его аптекой, устанавливали в своей синагоге даже специальный «молитвенный час» о его выздоровлении[55]). Но общение он ограничивал только своим кругом – сознательно веду́щих внутреннюю духовную жизнь христиан. Чтобы не сообщаться с «явными грешниками», Терстеген в церковь не ходил и к Таинству Вечери не приступал (в Реформатской Церкви все формальные члены общины причащаются без исповеди). Как и во всех других случаях, где сегодняшнему человеку видится некая экстравагантность и индивидуальные «перехлёсты» (как, например, написание письма собственной кровью), такой отказ от причастия вместе с «грешниками» был вполне традиционен для реформатского пиетизма. В «Исповедании веры» одного из «столпов» этого религиозного направления, уже упоминаемого Хохмана фон Хохенау, мы читаем: «О Святом Причащении я верую, что оно установлено только для избранных учеников Христовых, кои последуют Христу делом и истиною, отвергаясь всякого духа мира сего. Потому весьма уничижается Завет Божий, равно как и воздвизается гнев Его на всю Церковь, когда нечестивые чада мира сего допускаются до Вечери Господней, что, увы, происходит и посейчас»[56]. Терстеген следовал этому воззрению и обосновывал своё нехождение в церковь именно нежеланием причащаться с «неистинными христианами». В подтверждение своих взглядов он написал несколько небольших трактатов, в которых утверждал, что Иуда вышел с Тайной Вечери до совершения Таинства, и, следовательно, прочие апостолы с Иудой не причащались (такая точка зрения всегда наличествовала в Церкви; Терстеген, например, ссылается на Феофилакта Болгарского, Апостольские постановления, Максима Исповедника, Дионисия Ареопагита и др.[57]).

Было ли это церковным сепаратизмом? Формально да – в том смысле, в каком это явление описано выше, когда мы говорили о «мирных земли». Но духовная жизнь Терстегена была гораздо глубже формальных определений. Сам он обвинения в сепаратизме от себя отводил (чему соответствует, между прочим, и то обстоятельство, что его наследие очень быстро и уверенно было «рецептировано» Протестантской Церковью). Да, церковную действительность он воспринимал, как мы уже говорили, в духе Готфрида Арнольда: земная церковь – падшая, в ней всё настолько перемешано, что подлинному христианину лучше соотноситься с ней минимальным образом (интересно, что сам Арнольд в зрелом возрасте отошёл от своих радикальных взглядов и стал пастором Лютеранской Церкви). Но при этом Терстеген никого к сепаратизму не призывал – в этом он был так же рассудителен, как и во всём остальном; его решение не участвовать в церковной жизни было исключительно личным. Более того: Терстеген считал, что всё внешне-церковное может принести пользу, если будут правильно расставлены приоритеты: всё это – средства для внутренней жизни во Христе, употребляемые свободно, в зависимости от личных особенностей человека и обстоятельств его жизни. Терстеген никогда не «ругал» церковь (в то время как в радикальном протестантизме это было принято: официальная церковь именовалась «вавилонской блудницей» и тому подобное), а просто выносил её внешнюю жизнь «за скобки». Это позволило стать его сочинениям приемлемым для христиан всех деноминаций.

Подытоживая, можно сказать, что в облике Герхарда Терстегена и его современники, и все, кто так или иначе соприкоснулся с его поэзией, переводами, трактатами и письмами, не могли не увидеть истинного христианина, исполненного не только евангельских добродетелей, но и подлинных духовных даров.

        

* * *

Нам осталось рассказать о последних годах жизни Терстегена. После окончания Семилетней войны он прожил ещё шесть лет, всё более немощствуя и слабея. Он не прекращал своей обширной душепопечительской переписки, готовил к публикации окончательные варианты своих книг – 4-е издание «Пути истины» (1768 г.) и 7-е издание «Духовного цветника» (1769 г.); также составил сборник из трактатов разных авторов, посвящённых внутренней духовной жизни, и издал его в 1767 году под названием «Маленькое жемчужное ожерелье для простецов». Всё реже Терстеген выходил из дома; у него усиливалась одышка и стал развиваться отёк лёгких. От этой болезни он и умер 3 апреля 1769 года, тяжко страдая перед смертью, но не теряя твёрдого упования на Бога и мирного состояния духа.

Погребён Терстеген был на кладбище возле церкви св. Петра, в пятидесяти метрах от своего дома. После его смерти продолжали выходить его книги: друзьями было собрано четыре тома переписки, было опубликовано «Старое жизнеописание», переиздавались и другие его сочинения. Могила же Терстегена довольно скоро затерялась – как будто следуя его всегдашнему прижизненному желанию «оставаться в тени».

В 1813 году русские войска, разбив Наполеона в России, совершали свой победный марш в Париж. Одно из воинских соединений проходило через Мюльхайм. Русские офицеры неожиданно попросили жителей города показать им места, связанные с именем Герхарда Терстегена. С благоговением осмотрев дом, комнату, где он жил и где остались некоторые его книги и вещи, наши соотечественники пожелали посетить могилу Терстегена, и услышали в ответ, что никто не знает, где она. «Как, – воскликнули русские офицеры, – здесь, где Терстеген жил, вы даже не знаете, где его могила – а мы, далеко отсюда, на севере, столь высоко его чтим!» Горожане устыдились такого обличения; под влиянием этого события в Мюльхайме был создан комитет, поставивший своей целью собрать деньги на поиск могилы Терстегена и сооружение надгробного памятника[58]. Это начинание увенчалось успехом, и 6 апреля 1838 года, через 69 лет после смерти Терстегена, во дворе церкви св. Петра, приблизительно там, где он был погребён (точное место найти так и не удалось), был открыт скромный памятник, стоящий и до сего дня.

Так русское образованное общество способствовало сохранению и преумножению памяти великого мистика, пиетиста и поэта на его родной земле.

Жизнеописание составлено по книгам:

1. Cornelis Pieter van Andel. Gerhard Tersteegen. Leben und Werk – sein Platz in der Kirchengeschichte. Neukirchen-Vluyn, 1973 (в дальнейшем – van Andel);

2. «Lebensbeschreibung des seligen Gerhard Tersteegen» в кн. Geistliche und erbauliche Briefe über das inwendige Leben und wahre Wesen des Christentums von weiland Gerhard Tersteegen. Zweiter Band, III Teil. Spelldorf bei Mülheim an der Ruhr, 1799 (в дальнейшем – Alte Lebensbeschreibung). 

[1] Так по van Andel и другим современным исследователям; Alte Lebensbeschreibung указывает, что Герхард был самым младшим ребёнком в семье.

[2] Гейдельбергский катехизис – исповедание Реформатской Церкви, составленное в 1563 г. В 1618 г. этот катехизис включён в число символических книг Реформатской Церкви.

[3] «Продолжающаяся («углубляющаяся») реформация».

[4] Под словом «мистика», «мистический» здесь и далее понимается христианский опыт личного богообщения, внутренней жизни человека в Боге.

[5] Церковный сепаратизм – в отличие от раскола, не создание собственной параллельной «церкви», а, при формальной принадлежности к господствующей Церкви, неучастие в её внешней жизни. «Сепаратистами» могут быть только сознательные христиане, решившиеся проводить более или менее строгий христианский образ жизни, не связывая себя с официальной церковностью (а не просто крещёные, но индифферентные к Церкви люди). Сепаратисты-протестанты уклонялись от посещения богослужений и причащения, устраивая у себя по домам молитвенно-проповеднические собрания.

[6] «Путь истины», Трактат IV «Об отношении к особым духовным дарам, видениям, откровениям и тому подобному», § 9.

[7] По выражению К.П. ван Анделя. См. vanAndel , стр. 80.

[8] Лабадисты – последователи Жана де Лабади (см. прим. 21); эта община к середине XVIII века практически прекратила своё существование. Гернгутеры – многоплановое протестантское движение, во времена Терстегена возглавлявшееся выдающимся духовным лидером, пиетистом и поэтом графом Николаем Людвигом фон Цинцендорфом (1700–1760); существует и поныне. Терстеген критиковал гернгутеров за то, что они останавливались на начальных этапах обращения, считая их уже достигнутой полнотой христианской жизни. Несколько трактатов «Пути истины» посвящены разбору этого явления «поверхностного христианства».

[9] «Приимательный» (ц.-сл.) – принимающий (воспринимающий) действие совне без своего «активничания». Со стороны принимающего требуется «освобождение места» для принимаемого дара и «пассивное» его принятие.

[10] Alte Lebensbeschreibung , стр. 11.

[11] Ibidem.

[12] Так называемое «Старое жизнеописание» («Alte Lebensbeschreibung»). Историческая достоверность и надёжность этого источника, составленного через несколько лет после смерти Терстегена, безусловно принимается всеми современными исследователями его жизни и творчества. См: van Andel, стр. 27.

[13] См. Alte Lebensbeschreibung , стр. 11

[14] См. van Andel, стр. 21.

[15] Gerhard Tersteegen. Für Dich sei ganz mein Herz und Leben. Gießen, 1997, стр. 7–8. См. также van Andel, стр. 21.

[16] Исх. 4, 25–26. Здесь важна эта отсылка, поскольку в данном отрывке говорится об избавлении от того, что встретил его Господь и хотел умертвить его.

[17] Подчёркнуто Терстегеном.

[18] Van Andel , стр. 22–23.

[19] См. van Andel , стр. 23.

[20] Жан де Лабади́ (1610–1674) – иезуит, перешедший в протестантизм. Крайний сепаратист, создатель сообщества «лабадистов», ожидавших скорого наступления тысячелетнего царства Христова. В своих пламенных проповедях призывал готовиться к этому очищением души и сосредоточением на внутреннем богопочитании.

[21] Жан де Бернье́р-Лувиньи́ (1602–1659) – французский мистик-квиетист. Проводил уединённую, а затем и затворническую жизнь. Не будучи священником и монахом, пользовался большим почитанием, проповедуя о внутренней жизни во Христе, о сердечной молитве, о терпении искушений и проч.

[22] Alte Lebensbeschreibung , стр. 20.

[23] Часть нынешней Северной Рейн-Вестфалии, географически-историческая область. Основные города: Вупперталь и Золинген. Мюльхайм граничил с Бергишской страной с севера.

[24] Alte Lebensbeschreibung , стр. 20–21.

[25] Готфрид Арнольд (1666 – 1714) – радикальный пиетист, мистик, историк, в последний период жизни – лютеранский пастор.

[26] См., напр., «Путь истины», Трактат VI «О различном понимании того, что́ есть благочестие и преуспеяние в нём», § 23.

[27] Geistliche und erbauliche Briefe über das inwendige Leben und wahre Wesen des Christentums von weiland Gerhard Tersteegen. Zweiter Band, III Teil. Spelldorf bei Mülheim an der Ruhr, 1799, стр. 462–470.

[28] См. van Andel , стр. 41.

[29] В частности, он смог показать, какими источниками пользовался Иоганн Арндт при составлении своей книги «Об истинном христианстве».

[30] «Auserlesene Lebensbeschreibungen heiliger Seelen». Walzbachtal, 2017. Т. 3, стр. 3.

[31] Ср.: «Auserlesene Lebensbeschreibungen heiliger Seelen». Walzbachtal, 2017. Т. 1, стр. 14–16.

[32] См. Ibidem, стр. 10–14.

[33] См. van Andel , стр. 43.

[34] Валентин Вайгель (1533–1588) – немецкий богослов, мистик, лютеранский пастор. Самого Вайгеля Терстеген не читал; его влияние было опосредованным, через Готфрида Арнольда.

[35] См. Валентин Вайгель. Избранные произведения. М., 2016, стр. 158; 180–181.

[36] Geistliche und erbauliche Briefe über das inwendige Leben und wahre Wesen des Christentums von weiland Gerhard Tersteegen. Erster Band, II Teil. Solingen, 1773, стр. 229.

[37] «Краткое изъяснение того, что́ есть мистика». Приложение 2 к VI трактату «Пути истины», §§ 6–7.

[38] «Vom Separatismus und der Herunterlassung». В кн.: Gerhard Tersteegen’s nachgelassene Aufsätze u. Abhandlungen. Essen, 1842, стр. 27.

[39] «Tersteegens hinterlassene Erklärung seines Sinnes, seinem Testamente beigelegt». В кн.: Gerhard Tersteegen. Ich bete an der Macht der Liebe. Gießen, 1997, стр. 44.

[40] «Ободряющее и воодушевительное послание, обращённое к… духовно пробуждённым душам в виду угрожающего им преследования». Приложение к XI трактату «Пути истины», §§ 2–3.

[41] Жанна-Мария Бувье де ла Мотт Гюйон (1648–1717) – французский мистик, одна из крупнейших представительниц квиетизма.

[42] См. Alte Lebensbeschreibung , стр. 24. Надо заметить, что Терстеген специально проводил свои собрания так, чтобы они не совпадали с городскими богослужениями: или по четвергам, или, если в воскресенье, то в дневное время.

[43] Alte Lebensbeschreibung, стр. 24–25.

[44] Цит. по: Gerhard Tersteegen. Geistliche Reden. Göttingen, 1979, стр. XIV.

[45] Alte Lebensbeschreibung , стр. 35.

[46] Фридрих II писал по-французски и издавал свои произведения анонимно. В немецком переводе сочинения прусского короля вышли в начале 1760-х гг. в нескольких томах. Сан-Суси (от фр. «sans souci» – «без забот») – дворец Фридриха II в Потсдаме.

[47] См. II трактат «Пути истины» «Рассуждение о границах человеческого ума в деле постижения божественных истин».

[48] Цит. по: van Andel , стр. 61.

[49] Alte Lebensbeschreibung, стр. 4.

[50] Alte Lebensbeschreibung, стр. 88.

[51] Alte Lebensbeschreibung, стр. 90.

[52] Цит. по: van Andel , стр. 184.

[53] См.: Alte Lebensbeschreibung, стр. 93.

[54] Ibidem.

[55] См.: Alte Lebensbeschreibung, стр. 96.

[56] Ernst Christoph Hochmans von Hochenau Glaubens-Bekänntnüß / Geschrieben aus seinem Arrest […], б.м., 1709, стр. 5.

[57] Gerhard Tersteegens nachgelassene Aufsätze u. Abhandlungen. Essen, 1842, стр. 75.

[58] См. van Andel , стр. 237.